Этой осенью в пригороде Базеля, в Фонде Бейелера проходит выставка Матисса. Организаторы позиционируют её как очень значимую, ведь таких ретроспективных выставок этого художника не было в немецкоязычном мире более 20 лет. И в качестве отправной точки организаторы взяли стихотворение Шарля Бодлера «Приглашение к путешествию», (1857 г.)
«Там красота, там гармоничный строй,
Там сладострастье, роскошь и покой.»
И действительно, именно эти лейтмотивы красоты, покоя и удовольствия («luxe, quiete et volupté») были руководящими принципами в творчестве Матисса, а путешествия стали определенными вехами на этом пути, привносящими всё время что-то новое в его виденье мира.
«О чём я мечтаю? Это об искусстве уравновешенном, чистом, спокойном, которое явилось бы для всякого человека облегчением, отдыхом от мозговой деятельности, чем-то вроде хорошего кресла, в котором человек отдыхает от физической усталости. Я хочу уравновешенного, чистого искусства, которое не беспокоит, не смущает. Я хочу, чтобы усталый, изнурённый человек перед моей живописью вкусил покой и отдых.» Анри Матисс
Однажды Матисс, проходя мимо витрин в Пале-Рояль, увидел в одной из них экзотическую бабочку. Он был настолько потрясён цветом её крыльев, что, не раздумывая, купил эту бабочку, хотя покупка и обошлась ему в половину месячного содержания. Позже он вспоминал: «Она была синей. Такой синей, что это пронзило мне сердце.» Это была любовь с первого взгляда, которая будет сопровождать его до самого конца. Всю жизнь он будет стремиться к тому, чтобы прийти именно к подобным цветам: ярким, сияющим, поющим. Он мечтал, что бы цвет на его полотнах пел.
Анри Эмиль Бенуа Матисс (Henri Émile Benoît Matisse) родился под самый Новый год, 31 декабря 1869 г., в маленьком городке Ле Като-Камбрези (Le Cateau-Cambrèsis), что расположен на севере Франции. Но вскоре семья переехала в соседний городок Боэн-ан-Вермандуа (Bohain-en-Permandois). Его отец, Эмиль Ипполит Матисс, содержал бакалейный магазинчик. В родительском доме всегда царил дух строгой дисциплины и беспрекословного подчинения отцу.
В 18 лет Анри уехал в Париж, в Сорбонну изучать право. Отец мечтал, чтобы сын со временем возглавил семейный бизнес. Окончив учёбу, он вернулся домой и устроился в юридическую контору. Родители были счастливы, но несчастлив был сам Матисс. Ему не нравилась та жизнь, которую ему приходилось вести, ему не нравилась работа. И тут вмешался, можно сказать, счастливый случай, а вернее, не было бы счастья, да несчастье помогло. У Матисса случился приступ аппендицита. Операция оказалась довольно сложной, и Анри был вынужден довольно долго оставаться в больнице. Чтобы хоть как-то скрасить будни сына, мама, которая в свободное время любила раскрашивать красками фаянсовую посуду, принесла ему в больницу коробку с красками. И Матисс начал рисовать. С этого момента жизнь его изменилась: «Когда я начал рисовать, мне казалось, что я попал в какой-то рай. С того момента, как в моих руках оказалась коробка с красками, я понял, что это и есть моя жизнь.»
Когда Анри поправился, он устроился на работу в другую адвокатскую контору. И сделал он это исключительно потому, что новое место находилось в двух шагах от художественной школы. Конечно, Матисс записался в эту школу и всё своё время стал уделять занятиям живописью. Когда он объявил родителям, что хочет стать художником, семья была в шоке. Между отцом и сыном началась настоящая битва. Но, в конце концов, мать смогла всех примирить. Более того, она уговорила мужа, чтобы тот выделил сыну содержание в размере 100 франков в месяц.
Матисс отправился в Париж, где его первым учителем стал Виллиам Бугро, известный
салонный живописец. Но буквально с первой встречи между ними возникло взаимное неприятие и довольно быстро молодой человек ушёл к Гюставу Моро, художнику-символисту. Моро отправлял своих учеников копировать работы в Лувр. И Матисс любил повторять, что он учился в залах Лувра. А ещё, к счастью, Моро пестовал в каждом ученике индивидуальность.
Вскоре 5 работ Матисса были взяты на салон. Причём одну из них, – «читающую женщину» – покупает государство. И это был успех. Кроме того, его избрали членом сообщества художников. Его родители специально приехали из Буэна, чтобы посетить салон и разделить успех сына.
Через год отец снова приехал на салон. В этот раз он стоял перед картиной своего сына «Десертный стол» (1897 г.), но единственное, что слышал от проходящей мимо публики, это «Ужасно!». Что же произошло за прошедший год? В поисках своего собственного стиля Матисс открыл для себя других художников: импрессионистов и постимпрессионистов. В этот момент он оказался на распутье. И эти его колебания, сомнения и поиски прекрасно видны в данной картине.
Матисс часто захаживал на улицу Лафит в Париже. Здесь находились знаменитые парижские галереи, среди которых была и галерея Маршана Амбруаза Волара. И здесь однажды Анри увидел работу Поля Сезана «Три купальщицы». Она абсолютно поразила Матисса. Он долго торговался с Воларом и, в конце концов, смог купить эту работу. С тех пор картина стала его талисманом. Матисс вспоминал, что начинал с неё каждое своё утро. Он любил утром неслышно пробраться в свою мастерскую и в лучах восходящего солнца любоваться этими купальщицами. Он говорил, что именно Сезан помогал ему справиться с творческими терзаниями. И всю жизнь эта картина будет в семье Матиссов, и уже только под конец он подарит её в один из французских музеев. Именно эта картина вдохновила художника на его первое программное произведение «Роскошь, покой и 
наслаждение» (1904 г.). В качестве эпиграфа к ней Матисс взял строки из стихотворения Шарля Бодлера «Приглашение к путешествию»: «Здесь всё порядок и красота, роскошь, покой и наслаждение» (Напомню, что это же стихотворение служит парафразом нынешней выставки). И здесь стало очевидно, что он избрал себе тот же путь, которым ранее пошли импрессионисты и постимпрессионисты. Путь поиска нового. В тот момент он обратился к стилю дивизионизма (или пуантелизма). Поль Синьяк, который на тот момент был лидером этого направления, купил эту работу. Картина была выставлена на салоне и произвела фурор.
Но в технике пуантилизма Матисс долго не задержался. Он активно продолжил творческие эксперименты и поиски, ради чего вместе со своими друзьями-художниками отправился в Кольюр (Collioure), – небольшой городок на самом юге Франции. Это было его первое знакомство с югом. Эти свет и краски оказали на него абсолютно чарующее воздействие. Он словно обрёл здесь художественное раскрепощение после обучения в Парижской академии искусств. Это время, пожалуй, можно расценивать как основополагающий момент в становлении фовизма, а также как своего рода художественную революцию, которая привела к освобождению цвета от диктата объекта. 
Он начинает отказываться от эффектов кьяроскуро, объёма и пространственной глубины, но вместо этого стремиться к максимальной интенсивности цвета. Примером тому может служить картина «Открытое окно» (1905 г.), – одна из главных картин, созданных в Кольюре. И уже осенью, на салоне он показал свои новые работы. Публика была в шоке: невероятно яркий цвет, насыщенный, резкий. Как гласил один из отзывов: «Словно в лицо швырнули банку краски». На этой выставке побывал критик Луи Воксель, который увидел эти работы в окружении классических скульптур и воскликнул, что это Донателло среди диких зверей. Отсюда и пошло название нового стиля – фовизма (фр. Le fauvisme от фр. les fauves – «дикие», «хищники») – художественного течения самого начала XX в.
«Мне стало неинтересно копировать предмет. Зачем писать внешний вид яблока, как бы похоже ни получалось? Что пользы в копиях предмета, который природа и без того поставляет в несметных количествах и который всегда можно вообразить себе ещё более красивым? Важно показать отношение предмета к художнику, к его личности и способность художника организовать свои ощущения и чувства.»
«Записки живописца» Анри Матисс.
В ранних произведениях Анри Матисса рубежа XIX-XX веков легко рассмотреть зарождение его «фирменного» стиля. Художник не боялся ни крупных мазков, ни ярких теней, ни густых насыщенных цветов, постоянно экспериментировал с перспективой, придавая объём предметам или, наоборот, уплощая их. Искажённые силуэты столов и стульев, плоские фигуры в пространстве, которым Матисс намеренно не давал третьего измерения, особенное внимание к поверхностям, будь то апельсиновая кожура или узор кухонной скатерти — эти находки раннего Матисса стали частью манеры его фовистского периода.
Те эксперименты с цветом и формой, которые начали фовисты, были продолжены и
оказали сильнейшее влияние на всё современное искусство. Фовисты сделали цвет главным элементом картины, отсекли всё лишнее и оставили зрителя наедине с этим чистым цветом. Это не про то, что изображено, это про взаимодействие художника и зрителя посредством цвета.
Но стоит немного вернуться к биографии художника. В 1894 г. после непродолжительной связи Матисса с натурщицей Каролин Жобло (Caroline Joblau) родилась дочь Маргерит. Когда в январе 1898 г. Матисс женился на Амели Парейр (Amélie Noellie Parayre), она сразу удочерила девочку. Ещё в самом начале Матисс откровенно признался своей будущей жене, что любит её, но живопись он любит ещё больше. Именно этот лейтмотив и будет сопровождать весь их брак. На первых порах, когда молодой художник был ещё не признан, именно на плечи Амели легла вся тяжесть заботы о семье, в том числе и об их экономическом благополучии. Она содержала небольшой шляпный магазин в Париже, занималась воспитанием двоих сыновей и приёмной дочери, создавая все условия для того, чтобы её муж мог заниматься творчеством.
«Каждое лицо имеет свою особую асимметрию, свой особый ритм. И именно этот ритм создает сходство. Однако, в зарисовке всякого лица большую важность имеет не столько правильность передачи его различных пропорций, сколько отражения духовного света его наполняющего. Точность не есть правда.»
Анри Матисс
Этот портрет Амели «Женщина в шляпе» Матисс написал в 1905 г. Когда он выставил на салоне эту работу, критика была настолько ужасной, что Амели даже не пришла на эту выставку. А после выставки им пришло письмо, в котором за эту работу предлагали 300 франков и это было на 200 франков меньше, чем запрашивал Матисс. Т.к. денег в семье не хватало, а выставка для Матисса оказалась провальной, он уже думал согласиться на это предложение. Но здесь настояла Амели и, сказав нет, она оказалась права. Буквально через несколько дней пришло второе письмо, в котором за картину предлагали уже те самые 500 франков. А покупателями окажутся Лео и Гертруда Стайн, брат и сестра. Сложно было представить себе Париж начала XX в. без этой пары, особенно без Гертруды. Свою квартиру, расположенную неподалёку от Люксембургского сада, она превратила в художественно-литературный салон, а ещё они коллекционировали современное искусство. На тот момент в коллекции Стайнов уже был Пикассо, а теперь добавился и Матисс. Именно у Гертруды Стайн состоится личное знакомство Матисса и Пикассо.
Важную роль в жизни Матисса сыграли и Бернхеймы. Александр Бернхейм открыл в Париже галерею, став вторым поколением, которые продавали импрессионистов. Потом два его сына создали новую галерею, которую они назвали Бернхейм-Жён и где они начали коллекционировать и продавать молодых художников. Когда ещё Матисс был не признан и крайне нуждался в деньгах, он, отчаявшись, пришёл устраиваться на работу в типографию, принадлежащую Бернхеймам. Узнав, что к ним пришёл художник, братья отправились вместе с ним в его мастерскую. Работы Матисса их заинтересовали, и они заключили с ним договор. На протяжении последующих 17 лет этот договор продлевался и всё, что писал Матисс, согласно этому договору, продавалось исключительно через их галерею.
В 1906 г. Матисс впервые отправился в Африку, в Алжир. И хотя в колонизированном Алжире, находящемся под управление Франции, западное влияние было повсеместным, в Европе в то время преобладало представление о «Востоке» как о недоступном, древнем и странном месте. В сознании обывателей образы Востока колониальной эпохи были в основном западными проекциями. И хотя Матисс пытался сознательно дистанцироваться от этого, его заимствования из другой культуры были всё ещё не прямыми, а скорее опосредованными и обобщёнными. В своих работах того периода он в основном делал акцент на декоративности.
Обращение к миниатюрам востока показало, что в изобразительном искусстве, в общем-то, можно обойтись и без перспективы. И именно в своих картинах этого периода Матисс начинает использовать этот приём.
«Картина должна захватывать зрителя, глубоко его потрясать. Краски в картине должны будоражить чувства до самых глубин. Картина, как предмет, как драгоценный камень способна озарить мир, окружающий человека, обрадовать людей, поднять в них чувство жизни.»
Анри Матисс
В 1906 г. Матисс написал «Радость жизни». Данная работа также была им выставлена на салоне. Когда Синьяк увидел эту работу, он решил, что Матисс сошёл с ума. Не только 
потому, что Матисс отошёл от дивизионизма, но и потому, что то, что он написал, было из ряда вон выходящим. Это была та самая настоящая дикость. Но если смотреть на эту картину более подготовленным взглядом, то видно, что на самом деле здесь изображена настоящая гармония. Это продолжение истории про Аркадию, про Эдем, про рай. Это то, как Матисс представляет себе радость жизни. И этой радостью он попытался поделиться с нами. Пожалуй, именно в этой картине художник подошёл как никогда близко к своей творческой задаче, которую он сформулировал для себя ещё в Кальюре: «Я хочу заставить краски петь.» Кстати, именно на этой картине впервые появляется танец. Позже этот мотив превратиться в одну из самых знаменитых его картин. И ещё эта картина позволила Матиссу завоевать очень важного сторонника. Если Пикассо поддерживала Гуртруда Стайн, то у Матисса появился русский патрон. На салон пришёл Сергей Щукин, известный коллекционер, который на тот момент уже лет 8 коллекционировал современную живопись. Что-то в этой дикой картине его привлекло. И если другие лишь посмеивались, то он эту работу начал рассматривать, изучать и позже попросил Амбруаза Волара познакомить его с автором. В итоге Щукин нашёл в Матиссе своего художника.
«Прежде всего надо обладать даром цвета, как певец должен обладать голосом. Выбор мною цветов не опирается ни на какую научную теорию. Он основывается на чувстве, на опыте моих ощущений. Я ищу цвет и продолжаю работу до тех пор, пока не найду нужный для каждой из частей картины. У художника только один серьёзный враг – его собственные плохие картины.»
Анри Матисс
Иван Морозов так же приобретал в свою коллекцию картины Матисса, но он был более осторожен.
Летом 1907 г. Матисс и его жена Амели совершили месячное путешествие по Италии. Посещение капеллы Скровеньи в Падуе с циклом фресок Джотто наложило свой отпечаток на всё последующее творчество Матисса. Так из взаимодействия и взаимопроникновения различных культур формировался его новый художественный язык.
Начав сотрудничать с Щукиным, Матисс настолько улучшил своё финансовое положение, что смог купить свою мечту, виллу с садом под Парижем в местечке Исси-ле-Мулино (Issy-les-Moulineaux).
В 1911 г. Щукин пригласил Матисса в Москву. Художник воспользовался этим приглашением и совершил трёхнедельное путешествие в Россию. Из этой поездки он привёз глубокий интерес к православным иконам. Отказ от перспективы и даже обратная перспектива, которая так присуща иконописи, локальные цвета, чёткость линии, – познакомившись ближе с православной иконой в музеях и храмах Матисс так говорил о своём впечатлении от увиденного: «Я потратил 10 лет на поиски того, что ваши художники открыли в XIV в.»
После возвращения из России в 1912 г. Матисс совершил ещё одно путешествие – в 
Марокко. Это был его очередной побег на юг. Он ехал за новыми красками, за новыми впечатлениями. И он смог их найти. В одном из своих писем он делился своими впечатлениями: «Какой тающий свет, совсем не Лазурный берег, и растительность такая же бурная, как в Нормандии, но какая декоративность! Какая новизна!». По итогу поездки появился Марокканский цикл. И все работы этого цикла были прекрасны. Щукин купил 7 работ из этого цикла, пополнив свою коллекцию. Морозов, в свою очередь, заказал у Матисса Марокканский триптих. Некоторые видят в этой работе утро, день и ночь юга. Но главное, здесь – это тот самый потрясающий синий цвет.
«В большинстве полотен, созданных мною в Алжире, Марокко я предавался радости просто видеть и писать. Создавая картины арабского Востока, я шёл к моему чувству, к экстазу, а затем находил там покой.»
Анри Матисс
В 1913 г. в Америке состоялась легендарная Арсенальная выставка (Armory-Show) – первая выставка современного искусства в США. Здесь были представлены около 300 современных художников, в том числе и из Европы. Большая часть отзывов были, понятное дело, негативные. Так, один журналист написал, что после посещения данной выставки надо сразу идти в сумасшедший дом. Особенно же от рецензентов досталось Матиссу. Но всё-таки выставка совершила переворот в сознании американцев. А ушлые американские дилеры очень быстро поняли, что на самом деле вот на такое современное искусство, на такую живопись в Америке вот-вот появится спрос.
Портрет мадам Матисс (1913 г.) стал последней работой, которую купил Сергей Щукин. На этом сотрудничество Щукина и Матисса закончилось. В России произошла революция и началась гражданская война. Щукин потерял свою коллекцию и вынужден был эмигрировать. А Матисс потерял одного из своих самых щедрых меценатов. Мы часто недооцениваем роль меценатов в жизни художника. А ведь часто именно они благодаря своему вкусу, чутью и, конечно, финансовым возможностям позволяют художнику состояться. Вот и в данном случае именно благодаря поддержке Щукина Матисс смог создать свои самые главные, самые яркие полотна.
Когда началась I Мировая война, Матисса не взяли на фронт по состоянию здоровья, и он уехал в Ницу. Впервые он там появился ы 1917 г. именно чтобы поправить здоровье. Он 
страдал бронхитом, нуждался в тёплом, солнечном климате. Но в тот раз Матиссу совершенно не повезло с погодой. Было дождливо и холодно, так что он большинство времени проводил в гостиничном номере. Именно этот номер мы можем видеть на его работе «Моя комната в Бо Риваж». И вот уже когда Матисс решил было возвращаться в Париж, одним утром он проснулся и увидел, как его комнату заливает невероятный солнечный свет. И когда Матисс увидел этот свет, он в него влюбился. С тех пор художник будет регулярно приезжать в Ницу и вся его жизнь здесь будет посвящена исключительно живописи. Он будет называть сам себя отшельником с Английской набережной.
Именно здесь, на Лазурном берегу в жизни Матисса ненадолго появился ещё один русский, Сергей Дягилев. Он предложил Матиссу оформить свой спектакль «Песнь соловья». Матисс сперва не хотел браться за эту работу, но не смог отказать Дягилеву и согласился. В результате он создал костюмы и оформление этого спектакля. Но несмотря на то, что публика приняла спектакль хорошо, Матисс с Дягилевым больше не работал. В своём письме к Амели он сказал, что Дягилев – это Людовик XIV и работать с ним невозможно.
Здесь же в Нице, обзаведясь, наконец, своим собственным жильём и мастерской, Матисс написал цикл картин «Одалиски». Однако многие, увидев эти работы пришли в недоумение: что же происходит с Матиссом? Это было уже время предвоенное и напряжение царило в воздухе. А что делает Матисс? Он пишет каких-то женщин, он стал абсолютно аполитичен. И многие ему этого не захотели простить. Вот, например, один из отзывов об этой серии: «Матисс пишет с тем же восторгом, с каким поёт птица. Но легкомысленным птичьим трелям нет места в нынешнем мире. Век Матисса давно превратился в век Пикассо.»
А Матисс тем временем перебрался ещё южнее. Он отправился на Таити. И это стало
его последним побегом на юг, который далеко не сразу, но все-таки смог дать ему очередное новое художественное видение. Только спустя 15 лет квинтэссенция его воспоминаний о Южных морях проявилась в его работах. Оглядываясь назад, он отмечал: «Там (в Южных морях) небо и море, рыбы и кораллы в их лагунах завораживали меня; всё это вначале погружало меня в бездействие полного восторга.»
После Тиати Матисс совершил поездку в США. Он просто сошёл с ума от Нью-Йорка, восхищаясь энергетикой этого города. Здесь он наведался в гости к Барнсу – самому известному коллекционеру того времени. И Альберт Барнс сделал Матиссу большой заказ. Он попросил того оформить его музей под Филадельфией. Это была первая масштабная работа после заказов Щукина. По возвращении в Ницу для выполнения данного заказа Матисс снял гараж, поскольку это были работы огромного размера. В этой работе Матисс впервые обратился к новой для себя технике декупажа, – он вырезал фигуры и наклеивал их на холст. Спустя год работы оказалось, что художник ошибся в размерах. Ему пришлось в буквальном смысле всё начинать сначала. Но в итоге заказчик остался крайне доволен результатом.
Когда Матисс работал над этим заказом, он нанял себе помощницу. Ею стала русская эмигрантка Лидия Делекторская, которой было суждено стать на все последующие годы его музой, секретарём, помощником, человеком, который создавал идеальную гармоничную атмосферу для художника и всеми силами способствовал его творчеству.
После окончания работ над «Танцем» Лидия ушла. Но через какое-то время её пригласила уже жена Матисса на роль своей компаньонки. Лидия была совсем не во 
вкусе Матисса, поэтому Амели не видела в ней конкурентку. На тот момент Амели уже много времени по состоянию здоровья проводила в постели. Но однажды, когда Матисс пришёл в спальню жены и, как обычно, начал ей что-то рассказывать, а рядом, как обычно, сидела Лидия, Матисс вдруг как-то совсем по-другому на неё посмотрел. Он прервал разговор и неожиданно сказал Лидии: «Не шевелитесь!» Он открыл альбом и начал её писать. Так он нашёл свою идеальную модель на все последующие годы. И однажды он создал тот роковой рисунок, глядя на который Амели сказала: «Либо я, либо она.» Матисс выбрал Амели, но после ухода Лидии художник понял, что вместе с Лидией ушло и вдохновение. И тогда Лидия вернулась, но уже ушла Амели. Они развелись в 1940 г. и все последующие годы, до самой смерти Матисса, рядом с ним была уже Лидия.
Свою работу с новой моделью Матисс начал именно с рисунков. Очень часто он оставлял такие рисунки в виде дарственной надписи на книгах, которые он дарил Лидии.
«Я всегда считал рисунок не упражнением для обретения особых навыков, а, в первую очередь, средством выражения интимных чувств. Но средством упрощенным, которое, тем не менее позволяет захватить душу зрителя.»
Анри Матисс
Они оберегали свои отношения от праздного любопытства. Матисс упоминал о ней исключительно как о «своём личном секретаре», но не рисовать её не мог. и любой даже простой карандашный набросок выдавал всё, что касалось отношения мастера к этой странной светловолосой русской, так не похожей на любимых им смуглых одалисок. Каждая линия этих рисунков наполнена безудержной нежностью. Один из критиков, гляда на рисунок, где несколькими штрихами была изображена Лидия, облокотившаяся на руки, заметил: «Эти руки – само объятие, здесь только женская голова и руки, но они созданы для того, чтобы обнимать мужчину.» На протяжении 20 лет, как позже призналась в своих мемуарах Лидия, она была 
светом его очей, а он был смыслом её жизни. По словам самой Лидии Делекторской, за годы, которые она провела рядом с Матиссом, она стала не только его постоянной моделью, его музой, но так же она вела его домашнее хозяйство, взаимодействовала с издателями, вела деловую переписку, подбирала нужные ему материалы, организовывала выставки, участвовала в оформлении книг Матисса с технической точки зрения, – стала практически незаменимым человеком в его жизни. Забегая немного вперёд, в 1998 г., когда Лидии Делекторской не стало, согласно её желанию, сосуд с её прахом был привезён в Петербург и она была похоронена на кладбище в Павловске. При погребении сосуд с прахом был обёрнут в белую рубашку, когда-то принадлежащую Матиссу.
В 1941 г. у Матисса обнаружили рак и сделали ему операцию. После этой операции он выжил, но остался прикованным к инвалидному креслу. И так как он не мог больше стоять перед мольбертом, то полностью погрузился в технику декупажа. Кроме того, в этот период Матисс много времени уделял оформлению книг.
«Когда подкралась неотвратимая старость и рука уже была не в силах держать кисти, я продолжал работать: рисовать, но ножницами. Врезаться прямо в цвет. Это напоминает мне работу скульптора, высекающего прямо из камня.»
Анри Матисс
А ещё 4 года ушло у Матисса на создание капеллы Розария (Chapelle du Rosaire) в Вансе (Vence). Он считал это своим самым важным произведением: «В капеллу привезли витражи. Их очарование необыкновенно. Больше я ничего тебе не скажу, у меня не хватает скромности…»
1 ноября 1954 г. у Матисса случился микроинсульт. А на следующий, предпоследний день его жизни Лидия зашла к нему в комнату в высоком тюрбане. Глядя на осунувшегося художника с грустью и нежностью пошутила: «В другой день Вы бы сказали: давайте карандаш и бумагу.» Он улыбнулся и велел: Давайте карандаш и бумагу!»
Матисс умер в Нице 3 ноября 1954 г.
Смотря на эти картины мне кажется, что всё величие Матисса в том, что он смог правильно поставить перед собой задачу. Живопись – одно из средств выражения гармонии. И когда гармония уже выражена линией, сочетанием пятен, создающих движение, композицией, идеей, то остается ещё возможность выразить её чистым цветом. Именно по этому пути он и пошёл. Выразить гармонию в сочетании чистых цветов. Вот в этом, на мой взгляд, и состояла его сверхзадача. А всё остальное, чем он владел, получив академическое образование, лишь сопутствовало достижению поставленной цели. А в итоге он пришёл к ещё одному пункту: цвет, обличенный в форму. Именно об этом на мой взгляд говорят всё его последние работы. И это тоже было ещё одним шагом вперёд в истории живописи.
https://theblueprint.ru/culture/specials/enciklopediya-henri-matisse
https://www.firstonline.info/ru/henri-matisse-alla-fondazione-beyeler-una-mostra-che-prende-spunto-dalla-poesia-di-charles-baudelaire/
По материалам каталога к выставке «Die Reisen des Henri Matisse» Raphael Bouvier