23.12.2023.

Лондон всегда интересен для посещения, тем более в рождественские дни. Но на этот раз я хочу посвятить мои заметки только одному событию. В это время здесь, в Лондонской национальной галерее заканчивается выставка Франса Хальса и посетить её было моим страстным желанием. Начать хотя бы с того, что это – первая крупная выставка Хальса за последние три десятилетия. Для меня Хальс – один из самых ярких гениев портретной и жанровой живописи. Более плотно познакомившись с его работами весной этого года в Харлеме и в Гааге я поняла, что смотреть на его работы для меня совершенно исключительное удовольствие. И этим удовольствием, хотя бы отчасти, мне хотелось бы поделиться.Среди художников-голландцев XVII в. к лику святых в истории искусств причислено трое: Рембрандт, Вермеер и Хальс. И, надо признать, что Франц Хальс по праву входит в этот пантеон.

Так чем же столь хорош Хальс? Это сложно объяснить тому, кто никогда не имел дело с кистями и красками. Отчасти можно сказать, что Франс Хальс – это художник для художников. В его работах живёт именно то, что всегда в первую очередь ценят в живописи. Большая часть его картин написана мгновенно и уверенно мокрым по мокрому, что называется alla prima, т.е. за один подход и, похоже, без всяких творческих мук. Кстати, в его творчестве практически нельзя найти ни одного рисунка, собственно говоря, как и в творчестве Вермеера. Работы Хальса харизматичны. Своими картинами он убеждает, что так писать можно и нужно. Хальс хорош прежде всего верным глазом. Он мог подойти к холсту и закончить портрет быстро, нагло и весело. И ещё Хальс писал экономно: несколько мазков, и волшебным образом появляется ощущение настоящей жизни. Если рассматривать его полотна вблизи, то максимум, что можно увидеть – это хаотичные пятна краски. Но отступить на несколько шагов, и всё становится цельно, верно, с хорошим рисунком и характером. В лучших его портретах написаны именно живые люди, а не схемы, которые так часто писали другие художники. Он схватывал и отображал то, что никто тогда не показывал. У него видно, что лицо человека состоит не из рта, глаз, лба, носа и далее по списку, а лицо состоит из помятостей, мешков под глазами, покраснений кожи, асимметричности и прочих характерностей. Портрет у него – это ещё и живот, выдающийся вперед; это кудри, уложенные на показ или волосы так и оставшиеся не причесанными с самого утра; это один цвет лица у ребёнка, и совсем другой цвет лица у пьяницы, только что опрокинувшего очередной бокальчик. А вот женщины у Хальса (почти все) написаны чистенько, аккуратненько и опрятненько, я бы даже сказала, несколько отстраненно.

И всё-таки есть кое-что, чем Хальс может на первый взгляд разочаровать. Я имею ввиду палитру. Подобный подбор цветов – грязно-серый, грязно-чёрный, грязно-коричневый – в целом характерен для художников Голландии того времени. Но как здесь не вспомнить Вермеера? С другой стороны, это можно рассматривать и как его очевидно сильную сторону: столь скупыми средствами так мощно передать саму жизнь. А ещё стандартность композиции. Его заказные портреты написаны очень здорово, но сюрпризов там практически никогда не бывает. Но опять же, а как ещё прокормить 12 детей?

И всё-таки, хотя в большинстве работ Хальса нет практически никаких деталей, от них сложно оторвать взгляд. Причём не от того, что написано что-то или кто-то очень красивый, а от того, что это написано очень красиво. Т.е. перед нами именно виртуозное владение техникой.

Хальс родился в Антверпене в семье Франсуа Хальса, суконщика из Мехелена, и его второй жены Адриантье ван Гертенрик в 1582 или в 1583 г. Записи о венчании его родителей не было вообще, потому что как раз в тот момент, когда они поженились, в Антверпене правили гёзы, католические браки не заключались или заключались по новому обряду, и скорее всего брак был заключён тайно.

В 1585 г. в город вошли испанцы. Новая власть жёстко взялась за всех протестантов. И несмотря на то, что отец Хальса был католик, семья приняла решение перебраться в более спокойное место, например, в Харлем. Этот выбор, как показала дальнейшее история, оказался вполне разумным. В 1591 г. уже в Харлеме был крещён второй сын Дирк, который впоследствии тоже станет художником. Судя по всему, был и третий сын Йос, который тоже будет художником, но ни одной его работы не сохранилось. Далее в биографии Хальса до 1600 г. полный провал и мы о нём в эти годы не знаем ничего. Единственное известное формальное художественное образование Хальса – это ученичество у художника-маньериста, теоретика искусства и биографа Карела ван Мандера (1548-1606 гг.) где-то до 1603 г. Но учитывая, что Хальс практически сразу стал художником-портретистом, возможно, что он так же учился ещё у кого-то.

     

Хальс присоединился к Харлемской гильдии художников Св. Луки в 1610 г., в начале Двенадцатилетнего перемирия (1609-1621 гг.), гарантировавшего независимость Соединенным провинциям Голландской Республики. Мир, наступивший после десятилетий войн, позволил расширить морскую торговлю, что превратило Голландскую Республику в коммерческую сверхдержаву. Быстро растущее самосознание голландских бюргеров привело к увеличению спроса на портреты, отражающие их вновь обретенный социальный статус. Когда Хальс выходил на художественную сцену, немногие художники в Харлеме были сосредоточены на портретной живописи. Они отдавали предпочтение историческим сюжетам, написанным в стиле маньеризма. Хальс же практически сразу сосредоточился именно на портретной живописи. Уровень этих работ предполагает, что должны были быть и другие, ещё более ранние картины, которые сейчас неизвестны. Что же происходило между 1603 г. и 1611 г.? Я столкнулась с одной очень интересной версией, которая, на мой взгляд, вполне имеет право на существование. Стоит вспомнить об алтарях католических церквей, спрятанных и потому уцелевших в подвалах ратуши и прочих укромных местах в период иконоборчества, не обошедшего стороной и Голландию после её выхода из-под контроля католической церкви. В самом начале XVII в. контакты с Фландрией начали понемногу восстанавливаться. Практичные харлемцы сочли, что всё это старье вполне можно продать всё тем же фламандцам, надо только немного его подчистить и подправить. Для этого харлемское городское правление наняло ряд молодых, недорогих художников. Одним из них мог быть и Франц Хальс. Эта практика на протяжении нескольких лет, вполне могла вывести его мастерство на тот уровень, который демонстрируют его первые самостоятельные работы. Когда же Хальс вышел на собственную стезю, его основной темой стали портреты, ну и иногда жанровые сцены. Хальс этого времени пока ещё пытался работать так, как работали все вокруг, т.е. уходя в детализацию. Первый из сохранившихся холстов – Портрет Якобуса Заффиуса (1611 г.). Вокруг этой работы и сейчас кипят споры, а действительно ли это написал Хальс. Есть много «за», но есть и веские «против». Мне кажется, что можно остановиться на компромиссной версии, по которой считается, что это копия с работы Хальса. Так что искусствоведам ещё есть над чем здесь поработать.

В начале 1611 г. Франц Хальс женился на Анетье Хармансдр (1590-1615 гг.), дочери кальвинистского трибуна в Харлеме. 2 сентября того же года они крестили своего первенца Хармена. У барышни был опекун Герит Гиблан, достаточно влиятельный в Харлеме человек. Его жена стала крестной матерью первенца Хальсов. Судя по всему, благодаря покровительству этого человека у Хальса появились и первые серьезные заказы. Хальс превратил портрет в нечто новое и свежее, запечатлевая и раскрывая характеры и личности своих героев, как никто другой до него. Уникальна способность художника изобразить его натурщика в мгновение ока завоевали Хальсу восторженную клиентуру и особую нишу на портретном рынке Харлема, на котором он доминировал потом в течение нескольких десятилетий. Любопытно, что на своих парных портретах Хальс следовал традиции, помещая мужчину на доминирующую правую сторону картины, а женщину – на зловещую левую сторону. Эта традиция восходит к средневековым временам, когда женатые донаторы занимали такие же позиции на алтарях.

В 1612 г. Хальс был принят мушкетёром в стрелковую роту Св. Георгия и оставался в ней до 1624 г. В 1615 г. его жена умерла родами 3-го сына. Ребёнок тоже не выжил. И вот тут начинается история о плохой репутации Франса Халься. По иронии судьбы в то время в Харлеме Францев Хальсов было двое. И более того, их жёны носили одинаковые имена. И вот в тот момент, когда умирает жена Хальса-художника, кстати, его самого в это время в городе не было, скорее всего от побоев умирает и жена Хальса-ткача. Репутация же неуравновешенного, пьющего, вспыльчивого персонажа закрепляется за художником на долгие времена. Кстати, то, каких персонажей он изображал на своих жанровых картинах, лишь усиливало негативные каннотации.

Оставшись один с двумя сыновьями, Хальс нанял в качестве кормилицы девушку Лисбет Рейнерс (1593-1675 гг.), дочь стеклодува. Младший сын всё-таки вскоре тоже умер, но вот девушка в доме осталась, а ещё через некоторое время, в феврале 1617 г., возникла срочная необходимость жениться на этой Лисбет. Их дочка родилась через 9 дней после свадьбы. Однако, следующие 50 лет они прожили вместе, несмотря ни на что. За эти годы у них родилось ещё 10 детей. Лисбет присоединилась к реформаторской церкви в 1643 г., Хальс последовал её примеру в 1655 г.

В 1616 г., во время Двенадцатилетнего перемирия, Хальс совершил свою единственную дальнюю поездку в Антверпен. Очевидно, здесь он мог видеть работы Питера Пауля Рубенса, ранние работы Якоба Йорданса, а возможно так же и работы юного Антониса ван Дейка. Скорее всего именно благодаря этому знанию Хальс смог объединить использование светящихся оттенков, а также широких открытых мазков с яркими цветами и тенями в свою собственную выразительную технику, что особенно нравилось клиентам фламандского происхождения.

 

Слава Хальса, как портретиста, продолжала расти. Помимо портретов индивидуальных ему начали заказывать и портреты групповые. Тут стоит вспомнить, что в Нидерландах после того, как появилась светская живопись, в какой-то момент среди многочисленных религиозных обществ, попечительских советов, отрядов гражданской гвардии и прочих «клубов по интересам» возникла мода на написание групповых портретов. Изначально это было, скажем так, собрание индивидуальных портретов, причем на переднем плане оказывались те, кто посчитал нужным заплатить больше. Постепенно в подобных работах начала появляться некоторая композиция. В 1616 г. Хальс, служащий, как мы помним, мушкетёром в гражданской гвардии Св. Георгия, получает от сослуживцев один из первых своих заказов на групповой портрет офицеров этой роты. В результате мир увидел нечто совершенно особенное, – работу Хальса «Банкет стрелковой роты». Кто-то из искусствоведов сказал про эту катрину: «Это был пушечный выстрел, возвестивший о начале «золотого века» голландской живописи».

Успех этой картины помог ему начать карьеру художника и обеспечил впоследствии не менее значительные заказы на групповые портреты. Хальс написал в общей сложности девять групповых портретов для общественных учреждений, в том числе два поздних впечатляющих произведения с изображениями стариков-регентов.

Хальса принято ставить ниже Рембрандта, хотя не все с этим согласны. Рембрандт – мыслитель. Он насыщает каждую картину смыслом, он в каждый портрет вкладывает свои страдания, страдания модели, глубокие переживания той легенды, в которую он эту модель поместил. Здесь и Ветхий завет, и собственные неоплаченные счета, и то, какая сложная судьба была у портретируемого… Рембрандт мастер психологии. А Хальс мастер жизни, движения, воздуха, момента только здесь и сейчас, сиюминутной эмоции. Он пишет некрасивые вещи очень красивым стилем. И определить, что значимее, согласитесь, всё-таки очень сложно.

 

Начиная с 1640-х гг. Голландия окончательно растеряла весь свой боевой задор. Конкретно у Хальса началась просто полоса неудач. В 1642 г. ему пришлось определить в богадельню сына (рождённый умственно-отсталым, с годами он стал просто опасным для общества). В том же году одна из его дочерей, уже родившая первого ребёнка без отца, снова забеременела. Здесь получилось совсем скверно, поскольку по признанию самой дочери, отцом ребёнка оказался племянник Исаака Массы, одного из лучших друзей Хальса. Заказов становилось всё меньше, потому что любимые и дорогие клиенты уже имели, как минимум, по одному портрету, а из Харлема Хальс выезжать отказывался категорически. Портреты же стрелковых рот закончились, так как заканчивалось само существование этих стрелковых рот.

Покровителями Хальса были преимущественно представители элиты Харлема, а также наиболее состоятельные представители нарождающейся буржуазии. На целом ряде работ Хальса периода 1630-1640 гг. мы видим портреты, изображенные в три четверти и в полную величину. Они более сдержаны, чем его портреты в половину или по грудь того же периода. Более строгое впечатление усиливается преобладанием черного цвета в одежде натурщиков. Хотя черное платье символизировало утонченный и простой шик, оно также ассоциировалось с серьезностью, религиозностью и сдержанной трезвостью. Черный считался самым формальным цветом в одежде, который носили профессора, судьи, священнослужители и представители духовенства. Хальс стал ещё более скупым по гамме. Он перешёл в свой черно-белый период. Но для Хальса чёрный никогда не был скучным. Он полностью использовал изобразительный потенциал этого цвета, чтобы передать различные нюансы и текстуры черной одежды. Позже Ван Гог в своих письмах к брату Тео будет писать о том, что у Хальса минимум 27 оттенков чёрного. Именно в это же время из его картин потихоньку стал уходить смех.

Хальс оставался в Харлеме до конца своей жизни. Всю жизнь Хальс с семьёй жил в различных съемных квартирах. Портретистам же платили не особо много. Хальс также работал торговцем и реставратором. Он испытывал финансовые трудности не из-за отсутствия клиентуры, а потому, что ему нужно было содержать большую семью. Его имущество несколько раз описывалось из-за долгов и описи эти очень коротки. К старости Хальс стал нищ абсолютно. Т.е. в какой-то момент он задолжал булочнику 200 гульденов и примерно в это же время он попросил у города хоть какую-нибудь пенсию, поскольку был не в силах содержать семью. Город назначил ему годовую пенсию в 200 гульденов, т.е. её хватило только на то, чтобы покрыть тот самый долг булочнику. В какой-то момент Хальса исключили из гильдии Св. Луки за неуплату взносов. И это того, кто долгое время считался величайшим художником Харлема. Точно сказать, почему всё так произошло, не так просто, но повторюсь, не стоит забывать о том, что он кормил огромную семью.

В 1660 г. он пишет портрет проповедника Лангелиуса. На тот момент это буквально культовая фигура. И это был хороший качественный заказ, который решили дать старому художнику. Портрет не понравился никому, в том числе самому заказчику. Но кто сейчас вспомнит этого Лангелиуса, если бы его не написал Хальс?! Но тогда данная работа вызвала шквал критики.

Один из последних его больших заказов – портреты регентов и регентш Харлемской богадельни. Той самой, в стенах которой сейчас расположен музей Франса Хальса. За них даже заплатили деньги. Нельзя не признать, что попечители-мужчины на портрете просто устали, скушны, им здесь неприятно, некоторые явно с похмелья. Дамы-попечительницы же просто ужасны. Когда смотришь на эти лица, больше всего хочется, чтобы никто из твоих родных не оказался в этой богадельне. При этом живопись, опять-таки, такая, что оторваться просто невозможно. К сожалению, музей Франса Хальса передал для этой выставки только портрет регентов. Поэтому и фотографию портера регентш я решила здесь не приводить, однако при желании её без труда можно найти.

Он умер 1 сентября 1666 г. Денег на похороны не было. Тут город вспомнил, что умер их великий художник. И город хоронит его за свой счёт, со всем почтением, в церкви Св. Бавона, – главном храме города.

Грубая, беспримесная манера Хальса привлекала внимание его современников и в Антверпене, его родном городе. Фламандский биограф Корнелис де Би аплодировал ему в своем «Het Gulden Cabinet», справочнике по теории искусства с биографиями художников, впервые опубликованном в Антверпене в 1661 г.: « [Хальс] чудо как рисует портреты…которые кажутся очень грубыми и смелыми, проворными и очень сдержанными, притягательными и оригинальными, и если смотреть из далека, кажется, что в них нет ничего, кроме самой жизни».

Яркие мазки его кисти удивительно современны. Смотря на его работы, понимаешь, почему им восхищались такие художники XIX в., как Эдуард Мане, Винсент Ван Гог или Поль Сезан. Выбрав такой грубый стиль, Хальс продолжал сознательно формировать свою творческую личность до конца жизни. Общепринятым условием принятия подобного грубого стиля был опыт художника. В своей книге «Schilder-Boeck» («Книга живописи») 1604 г. биограф Карел ван Мандер (Karel van Mander) предупреждал молодых художников: «Начинайте с тонкой техники, поскольку только величайшие и опытные художники могут использовать широкую манеру живописи». Старость можно было оценить как фазу зрелости и опыта, и она давал возможность для нового, выразительного стиля, как это видно в поздних работах Тициана, Рембрандта и Хальса. Постоянно развивающийся и универсальный стиль последненго свидетельствует о его непоколебимой решимости передать жизнь в красках.

Пятеро сыновей Хальса стали художниками, пройдя обучение у своего отца. Хотя сведения о студии Хальса весьма ограничены и ни один из его учеников не фигурирует в записях гильдии, говорят, что у него обучались многие известные художники, а именно Адриан Брауэр (ок. 1605/6-1638 гг.), Адриан ван Остаде (1610-1685 гг.), Филипс Вауверман (1619-1668 гг.) и Джудит Лейстер (1609-1660 гг.).

То, что сделал Хальс с живописью того времени, – настоящая революция. Другое дело, что она никому не была нужна. Т.е. сперва это подхватили, его манеру немножко подсматривали, его немного копировали, но как только закончилась волна популярности этой свободы, как только Голландия успокоилась и начала возвращаться к своей традиционной жизни, вся эта легкость письма, вся эта свобода поз очень быстро ушли из актуальной повестки. Его работы после смерти не ценились настолько, что один из его сыновей не мог выкупить из заклада одну свою картину ценой четырех картин отца. Работы Хальса, оставшиеся в мастерской, были никому не нужны. А объясняется это том, что поменялась мода на то, как надо писать портреты. И Хальс оказался забыт прочно и надолго. Лишь немногие его картины время от времени покупались за небольшие деньги. Именно так, кстати, оказались в России несколько его работ, в том числе 4 картины с изображением евангелистов, – единственный пример его религиозной живописи.

Во второй половине XVIII в. – первой половине XIX в. Хальс был абсолютно забыт.

Но в XIX в. его внезапно открывают вновь, так же как открывают, например, Вермеера. И всем вдруг становится бесконечно интересно, каким образом этот настоящий импрессионист родился аж в XVII в. В Харлем начинается форменное паломничество. Хальса копируют Курбе, Мане, Макс Либерман и другие. И сейчас Хальс – один из главных представителей голландской школы живописи.

Но ещё мне бы хотелось задержаться чуть подольше у некоторых картин, из тех, что были представлены на этой выставке.

Портреты Гражданской гвардии.

Между 1616 и 1639 гг. Фрас Хальс написал пять огромных групповых портретов гражданской гвардии для двух харлемских милиций: гражданской гвардии Св. Георгия гражданской гвардии Св. Адриана. В то время, как Хальс создавал эти работы, ополчение Харлема состояло из трёх рот, каждую возглавляли полковник и проректор-маршал, который отвечал за финансы и дисциплину. Офицеры назначались городским советом сроком на три года. Когда они уходили в отставку, по этому случаю рота устраивала банкет. Три из пяти полотен Хальса изображают именно этот момент. Офицеры не имели права на немедленное повторное назначение и им приходилось ждать не менее трёх лет, прежде чем они могли снова получить эту должность. У каждой роты был свой знаменосец – прапорщик. Прапорщики могли оставаться на своём посту до тех пор, пока они не вступали в брак. Все трудоспособные мужчины города могли вступить в гражданскую гвардию при условии, что они смогут самостоятельно оплатить своё снаряжение. Франс Хальс стал членом Гражданской гвардии Св. Георгия в 1612 г. В реестре членов он значится как Франс Хальс, художник, а перед его именем стоит буква М, означающая, что его оружием был мушкет. Должность офицера гражданской гвардии была почетной неоплачиваемой должностью. Эти посты были зарезервированы для небольшой группы влиятельных и зажиточных горожан Харлема.

 

На данную выставку музей Франса Хальса предоставил два портрета Гражданской гвардии. Это – «Банкет офицеров Гражданской гвардии Св. Георга» (1627 г.) и «Милицейская рота XI округа под командованием капитана Рейнера Реаля и лейтенанта Корнелиса-Михельса Блаува» известная также как «Скудная рота». Вторая работа особо примечательна тем, что заказ на неё Хальс получил из Амстердама. Но он был так тяжёл на подъем и так не любил выезжать куда-то из Харлема, что сил его хватило лишь на то, чтобы написать лица. Продолжать работу он наотрез отказался, так что заказчикам пришлось нанять ещё одного художника, Питера Кодде, который и завершил картину. Особо стоит отметить, что это – впервые, когда данные работы покинули стены музея в Харлеме.

Малле Баббе.

Здесь изображена Барбар Клаас, очень известная в Харлеме личность, которую прозвали Малле Баббе (глупая Баббе). По слухам, она была трактирщицей, но точно мы не знаем. Информация о ней давно перешла в область легенд. И из этих легенд следует, что была она грубая, наглая, орала на клиентов, что у неё была дрессированная сова, что она совершенно спилась и была помещена в сумасшедший дом. Принято считать, что именно там Хальс с ней и познакомился, когда вынужден был поместить в сумасшедший дом одного из своих сыновей. В детстве этот сын был умственно отсталым, но с годами стал совсем неуправляемым, так что семье пришлось пойти на такой шаг. Но всё-таки всё это лишь придуманная легенда. Факты же таковы, что данная работа датируется 1633-1635 гг., а своего сына Хальс отдал в богадельню в 1642 г.

Это, пожалуй, один из самых живых портретов в мировой истории. Стирая границы между портретной и жанровой живописью, Хальс умело передал её яркую эмоциональность. Цвета здесь почти никакого: бурый, серый, белый и красновато-телесный цвет её лица. При этом просто бешенный мазок и невероятное нахальство техники делают этот портрет настолько живым, что от него невозможно оторвать взгляд.

Портрет Исаака Массы.

Любопытен поясной портрет Исаака Массы (Isaac Abrahamsz Massa). Он излучает непринужденность, редко встречающуюся в более ранних изображениях. Одно время подобная фамильярность давала повод считать эту работу автопортретом художника. Хотя мнение это, безусловно, ошибочно. Хальс изобразил Маасу с правым локтем, свисающим со спинки стула, и небрежно поворачивающим голову, чтобы посмотреть на что-то за левой частью картины. Хальс зарезервировал эту новаторскую позу и возвращался к ней на протяжении всей своей карьеры. Помимо позы для создания неформального портрета, предполагающего некоторый переходный момент, Хальс также применил техники рисования, присущие его жанровым картинам. Приоткрытые губы Маасы создают впечатление, будто он говорит, и этот эффект усиливается тем, как Хальс моделирует лицо отдельными штрихованными мазками. Он расположил Массу в темном живописном пространстве между стулом и стеной на заднем плане. Пейзаж с хвойными деревьями исключителен в самостоятельных портретах Хальса. Возможно, в данном случае он обратился к харлемскому художнику-пейзажисту Питеру Молейну (1595-1661 гг.) для написания пейзажа, поскольку манера, в которой написан этот пейзаж отличается от манеры письма в остальных частях картине.

Сын фламандских эмигрантов, Масса некоторое время прожил в Москве в качестве купца, дипломата и посла Нидерландов. Он был очень образованным, говорил по-русски, был географом и картографом и стал первым жителем Запада, опубликовавшим отчет о Сибири. Масса был дружен с Хальсом, более того, в 1623 г. он был свидетелем на крещении дочери Хальса Ариентье.

Дружба Хальса с Массой, возможно, объясняет некоторую художественную вольность, которой Хальс пользовался при написании этого и других портретов своего друга. Нестандартность данного портрета, вероятно, является результатом тесного сотрудничества друзей. Позже появилось ещё несколько его портретов. Два из них были также представлены на выставке.

 

Очевидно, что мало кто из художников может изображать беспечность и радость жизни так, как это удавалось Хальсу. Вот и двойной портрет Исаака Абрахамса Массы и Беатрикс Ван дер Лаен показывают нам не парадную сторону жизни супругов, а их действительно очень тёплые взаимоотношения. А ещё в этой работе очень чётко видно то, как Хальс переосмыслил здесь Рубенса.

Портрет Тилемана Рустермана.

На портрете успешного харлемского торговца текстилем и страстного коллекционера произведений искусства Тилемана Рустермана, которому на момент написания портрета также было 36 лет, Хальс использовал более фронтальную позу. Тилеман Рустерман торговал тонкими льняными и шелковыми тканями. В 1631 г. он женился на Катерине Бругман и в период с 1633 по 1652 гг. у них родилось 9 детей. Пара жила в большом таунхаусе, который они купили в 1641 г. Рустеман олицетворяет уверенного в себе голландского бюргера-нувориша. У него простой, широкий, плоский ниспадающий воротник. Большая манжета из батиста украшена замысловатой кружевной отделкой. Золотая отделка его кожаной перчатки повторяет золотые акценты на его камзоле. Этот роскошный костюм больше всего подойдет успешному торговцу тканями. Портрет Рустермана написан довольно свободно. Он отражает то, как гибко мог работать Хальс в различных режимах, изменяя и адаптируя свою технику к потребностям своих заказчиков. Хальс написал лицо Рустемана широкими, несмешанными мазками, чтобы подчеркнуть припухшие глаза, мясистый нос, стремительно вздернутые усы и острую бороду. Однородный фон написан тонкими обширными мазками, выдающими щетину широкой кисти и кремовый грунт холста. Этот портрет в рамках выставки был воссоединён великолепным изображением его жены Катарины Бругман, который не показывался публично с 1930-х годов.

Портрете Питера ван ден Броке.

К 1630-м годам Хальс имел уже множество покровителей, которые хотели, чтобы он их изображал в своём уже узнаваемом стиле. Его реалистичные портреты одновременно передавали сходство и отражали личность художника. Кроме того, в это время Хальс изменил цвет фона с тёмных, холодных серых тонов на более теплые, светло-бежевые тона.

Именно такие тона мы видим на портрете Питера ван ден Броке (Piter van den Broecke) (1585-1640 гг.), написанном в 1633 г. Родом из Антверпена Ван ден Броке был успешным торговцем и адмиралом Голландской Ост-Индийской компании. Он много путешествовал по Африке и Южной Азии, налаживая важные торговые партнерства. На портрете Хальс представляет его в возрасте 48 лет светским человеком, полным уверенности в себе. Жезл в его руке указывает на должность адмирала. Ценная трехниточная золотая цепь, перекинутая через его правое плечо, была подарком директоров Голландской Ост-Индийской компании в 1630 г. в ознаменование семнадцатилетия службы. Питер ван ден Броке погиб в 1640 г. во время битвы в Малайзии. Портрет Ван ден Броке с его неформальной манерой поведения, неопрятными волосами и весёлым выражением лица стал примером того, как к началу 1630-х годов Хальс стал применять к своим заказным портретам приёмы, которые ранее он использовал только для жанровых картин, написанных для открытого рынка. Хальс изобразил Ван ден Броке, небрежно сидящего в кресле на переднем плане, подбоченившись левой рукой. Он отрезал краем картины локоть, – поза, которая отражает мимолетный момент из жизни натурщика. Ван ден Броке был свидетелем крещения дочери Хальса Сюзанны в 1634 г., что указывает на наличие дружеских связей между двумя мужчинами.

Портрет неизвестного мужчины в три четверти из Королевской коллекции.

Внушительный портрет неизвестного мужчины в три четверти из Королевской коллекции впечатляет своей кажущейся простотой. Мужчина гордо стоит, подбоченившись правой рукой. Его тело слегка повернуто вправо, и он смотрит на зрителя спокойно и внимательно. Надпись вверху справа указывает, что на момент написания этого портрета ему было 36 лет. Уверенное владение красками особенно заметно в мастерском исполнении черной одежды мужчины, блестяще смоделированной с использованием ограниченной палитры чёрного и серого цветов. На портретируемом жесткий накрахмаленный воротник, простой камзол без украшений и манжеты. Черный плащ обёрнут вокруг левого плеча, а левая согнутая рука, держащая перчатку, опирается на внушительный живот. Его короткие тонкие светлые волосы аккуратно причёсаны. Подобный сдержанный вид предполагает фигуру с консервативными взглядами, а дорогие кожаные перчатки (желанный предмет роскоши) свидетельствуют о богатстве и высоком социальном положении.

Портрет неизвестного мужчины из музея Фицуильяма в Кембридже.

Франс Хальс мог похвастаться долгой и успешной карьерой, длившейся более полувека. В 1660-х годах, в последние годы жизни, его обращение с красками становилось всё более свободным и контрастировало с господствующим плавным и идеализированным портретным стилем таких художников, как Ян де Брей (1627-1697 гг.) в Харлеме. Поясной портрет неизвестного мужчины из музея Фицуильяма в Кембридже, написанный, когда Хальсу было за восемьдесят, иллюстрирует непрерывную стилистическую эволюцию мастера. Хальс поместил мужчину на самый передний план картины на серебристо-охристом фоне. Он написал эту картину смело и грубо, используя широкую кисть, что особенно заметно на плаще мужчины, состоящем из угловатых мазков, напоминающих складки. Жирные мазки черной краски очерчивают четкий контур на левом боку мужчины. Оттенки белого намекают на то, что воротник и манжеты мужчины в остальном относительно монохромны. Лицо состоит из отдельных, несмешанных мазков. Грубость исполнения, особенно в этой области, очевидна. На мужчине великолепная широкополая чёрная шляпа, одетая под острым углом. Из-под шляпы выбиваются волнистые черные кудри до плеч. Пристрастие носить такие огромные шляпы наискось превратилось в манию в 1660-х годах. Где-то в XVIII в. более поздний владелец картины, должно быть, счёл шляпу слишком радикальной и заказал закрасить её. Реставрация картины в 1949 г. вернула полотно в первоначальный вид.

Портрет Франсуа Воутерса.

Хальс использовал всю ту же позу по колено и на недавно идентифицированном портрете Франсуа Воутерса, который хранится в Эдинбурге. Воутерс был успешным пивоваром из Харлема. Он занимал ряд государственных должностей, таких как член городского совета, олдермен и бургомистр. Хальс ранее уже дважды изображал его на групповых портретах в 1639 и в 1641 гг. Этот портер является парным к портрету 2-й жены Франсуа Сюзанны Байли. Они были написаны в 1645 г. по случаю их свадьбы. В соответствии с тенденциями того времени Франсуа носит упрощенный плоский однослойный льняной белый воротник, перевязанный парой завязок с кисточками. Его лицо частично затенено, что придает ему объемность и усиливает реалистичность портрета. Сюзанна богато одета в черное платье, напоминающее мантию, и украшена множеством дорогих аксессуаров. Так складной веер в её правой руке был последним предметом роскоши, доступным модным представителям городской элиты. О том же свидетельствует и прозрачная косынка, накинутая на воротник и плечи. На её шее и запястье мы видим драгоценные украшения, в том числе жемчуг. Белая перчатка является дополнительным признаком её значительного богатства.

Портреты Виллема Койманса и Яспера Шаде.

Возраст, семейное положение и религиозная принадлежность влияли на то, как заказчики хотели быть представлены на своих портретах. К середине века некоторые молодые, богатые одинокие мужчины бросили вызов консервативным ценностям и нормам в выборе одежды, причёсок и даже портрета. Так портреты Виллема Койманса и Яспера Шаде относятся к числу самых авангардных портретов Хальса. Оба портрета написаны в 1645 г., когда обоим заказчикам было по 22 года. Эти работы излучают ауру чрезвычайной изысканности в сочетании с предельной непринужденностью. Оба молодых человека одеты по последней, самой роскошной французской моде, носят длинные волосы. Здесь мы видим, как изменение формы воротника в сторону более плоского варианта было сопряжено с модой на более длинные волосы до плеч. Около 1640 г. этот обычай вызвал горячие споры среди протестантских общин, которые стали известны как «спор о локонах». Несколько церковных советов во многих голландских городах, включая Харлем, выступили против подобной практики. Но Виллема и Джаспера эта полемика, по всей видимости, не волновала. Модная одежда ассоциировалась с определенным легкомыслием, которое воспринималось старшим поколением с презрением. Яркие костюмы, неформальные позы и свободная манера письма Хальса в портретах Шаде и Койманса придают этим работам живую неформальность, уникальную для творчества художника. Хальс, кажется, приберег эту новообретенную свободу выражения для своих независимых портретов молодых холостяков, которые были менее ограничены социальными нормами, возникающими вместе с браком, государственной должностью или признанными профессиями.

Виллем Койманс родился в семье богатых фламандских родителей, эмигрировавших в Голландскую Республику, чтобы присоединиться к семейному бизнесу одной из самых богатых и влиятельных купеческих семей Голландии. В 1640-х и 1650-х годах Хальс изобразил по крайней мере 5 членов семьи Койманов. О жизни самого Виллема мало что известно, кроме того, что он был успешным торговцем и никогда не был женат. На портрете роскошь костюма усиливается мастерской манерой письма Хальса. Хрустящая белая ткань правого рукава рубашки неплотно прорисована толстыми непрозрачными белыми мазками поверх гораздо более тонких слоев серой краски (рис. 1.14). Они накладываются на светло-коричневый слой грунта, который Хальс оставил видимым в некоторых местах и использовал в качестве среднего тона, чтобы передать полупрозрачность материала. Золотая вышивка выполнена яркими мазками, игриво отражающими свет. А тень на нижней стороне воротника Хальс нарисовал четырьмя простыми параллельными мазками черной краски.

В этой работе свободная техника Хальса прекрасно сочетается с уже знакомой непринужденной позой натурщика. Виллем поворачивается лицом к зрителю, его правая рука лежит на спинке деревянного стула из красной ткани или кожи. Хальс придает креслу значительное внимание, а ярко-красный цвет добавляет в картину чудесный акцент. Небрежно свисающая, словно за край полотна, рука усиливает небрежно-утонченную ауру портрета.

Джаспер следил за модой и не жалел денег на одежду. Сохранившееся письмо его дяди Гаспара ван Кинсхота своему кузену Руланду от 7 августа 1645 г. (а именно в этом году и был написан данный портрет) сообщает, что Джаспер потратил 300 франков на один предмет одежды из Парижа. А 300 франков – это годовой заработок квалифицированного мастера. На портрете Джаспер носит великолепный черный камзол из золотой парчи, который небрежно расстегнут внизу, открывая под ним белую рубашку. Хальс написал правый рукав, используя лабиринт зигзагообразных линий и угловатых штрихов, которые пересекаются у локтя и эффектно создают игру света. Черная масса в правом нижнем углу, вероятно, представляет собой черный плащ, который Джаспер держит в левой руке. Он носит черную шляпу, украшенную двумя бантами. Завершает стильный ансамбль небольшой простой воротник из батиста с кисточками. Хальс изобразил Джаспера в пояс, стоящего гордо и самоуверенно, подбоченившись правой рукой. Его тело повернуто вправо, а лицо привлекает внимание зрителя. Более свободный стиль живописи и отсутствие рук в поле зрения придают этой знакомой позе сверхъестественную современность. Причем Джаспер расположен на крайнем переднем плане композиции и виден снизу; его физическая близость и внушительное присутствие подчеркнуты заметной тенью, отбрасываемой его телом на правом фоне картины.

Хальс в быстрой технике alla prima нанес краски на костюм натурщика. Он использовал тон от светло-бежевого до серого, который оставил видимым в нескольких местах, например, под воротником и под волосами справа. Грунт также просматривается сквозь тонкий слой серой краски, используемой на заднем плане.

После написания портрет висел в приемной загородного дома Джаспера. Он служил дверью в коридоре нижнего этажа, ведущем в салон. Легенда о том, что дом рухнет, если картину уберу, гарантировала, что портрет оставался на том же месте до конца XIX в. несмотря на то, что дом восемь раз переходил из рук в руки семьям, никак не связанным с семьей Шаде. Когда картина, наконец, была продана в 1870 г. и перевезена в Амстердам, на её место была заказана копия.

9 лет спустя Шаде заказал ещё один свой портрет, на этот раз в качестве подвески к портрету своей жены Корнелии Стрик ван Линшотен. Джаспер женился на Корнелии в 1649 г. и у пары было 11 детей. Для этой работы он выбрал художника Корнелиса Джонсона ван Сеулена (1592-1661 гг.), портретиста фламандского происхождения из Утрехта, но которого оказал влияние Ван Дейк, ранее работавший в Англии придворным художником Карла I. Теперь женатый мужчина изображался в соответствующем его статусу формальном стиле. И разница между двумя этими портретами колоссальна

Смеющийся кавалер

«Смеющийся кавалер» – одна из самых знаковых картин в истории западного искусства. С тех пор, как он был вновь открыт в 1865 г., он не перестаёт впечатлять и восхищать и является изюминкой коллекции Уолесса. И всё же мы можем спросить: что именно делает этот портрет таким впечатляющим? Очарование утраченной личности этого натурщика? Или, возможно, именно великолепный костюм этого человека, его привлекательная поза? А может смелая манера и мастерская техника Хальса объясняют признание картины? Создавая этот блестящий шедевр, Хальс одновременно нарушил и заново изобрёл портретные традиции.

Это – поясное изображение молодого человека в натуральную величину. Он изображён в широкополой черной шляпе и в одежде по последней моде на простом сером фоне. Повернув тело влево, он смотрит на зрителя своими темно-синими глазами. Точно детализированные румяные щёки, розовые губы, изящные усы, острая борода и объёмные кудри придают портрету поразительную живость. Хальс расположил натурщика на крайнем переднем плане композиции, в непосредственной близости от смотрящего. Он возвышается над зрителем и утверждает своё присутствие, словно оживая.

Латинская надпись вверху справа “AETA. SVAE 26/A 1624’” указывает на то, что в 1624 г., когда была написана эта картина, натурщику было 26 лет.

Каждая деталь внешности этого молодого человека свидетельствует о его пристрастии следовать последней моде и, конечно же, о чрезвычайном достатке. Его усы, острая борода и густые брови, вероятно, были расчёсаны специальной щёточкой и обработаны ароматным воском. Он чисто выбрит, что было в моде среди молодой элиты в 1620-х гг. Поддержание такого вида требовало регулярного посещения местного парикмахера. Вьющиеся и зачёсанные за уши волосы отражают тенденцию того времени, когда молодежь начала отращивать волосы. Этот стиль кардинально контрастировал с короткими стрижками, распространенными в начале века.

Возможно, самой поразительной особенностью портрета является роскошный костюм, – чудесная демонстрация последней французской моды. Эта одежда разительно отличается от строгой, облегающей одежды испанского двора, которую до этого носили представители старшего поколения. В 1620-е г. молодые богатые голландцы, в том числе, несомненно, и этот натурщик активно обращались за вдохновением к французскому двору. Его наряд имеет любопытную особенность. Намеренное разрезание ткани – особо актуальный тренд в моде 1620-х гг. Это позволяло оживить наряд, показывая в прорезях материал белых рубашек, которые одевали под камзол. В данном случае разрезы обнажают белую льняную рубашку, которая вместе с ниспадающим воротником и манжетами создают чудесный ритм костюма. Прорезы создают впечатление небрежности, но на самом деле они были тщательно продуманы и рассчитаны.

Воротник, написанный Хальсом, – шедевр его кисти с бесконечными отдельными мазками белого цвета на фоне цвета слоновой кости. Черная лента, которой завязывается этот роскошный воротник, сочетается с черным цветом шляпы, плаща и камзола, тем самым визуально объединяя костюм в единое целое.

Центральное место на переднем плане Хальс отвёл белым манжетам из тонкого дорогого кружева, чей замысловатый геометрический узор и воздушную прозрачность он тщательно воспроизвёл тонкими белыми мазками краски, нанесенными на законченные участки ткани. До наших дней дошли образцы подобных кружев, что свидетельствует о точности Хальса в изображении одежды.

Хотя члены голландской реформаторской церкви считали ношение яркой и роскошной одежды пороком, эти осуждения отнюдь не противодействовали спросу на предметы роскоши.

Дополнительные слои значений можно найти в многочисленных мотивах, украшающих этот богато вышитый наряд. И образцы эти представляют собой очень сложную иконографию, которая имеет переплетающиеся ассоциации с удачей, силой, любовью и добродетелью. Подобные мотивы вышивки на камзоле уникальны как в работах Хальса, так и в целом в голландских портретах. Детальная вышивка с символическими ассоциациями была более распространенной чертой английской одежды в елизаветинский (1558-1603 гг.) и якобинский (1603-1625 гг.) периоды. Кроме того неясно, была ли вышивка написана с натуры, копируя существующий предмет одежды, или она была вдохновлена другими принтами и разработана специально для портрета. Известно, что Хальс имел доступ к голландским изданиям Emblenatum Liber Андреа Альчиати, самой влиятельной книги своего времени, впервые опубликованной в 1531 г. В ней, например, эмблема Меркурия сопровождалась девизом «Фортуна, спутница мужественных усилий», предполагая, что земное богатство – результат упорного труда. Другие символы на богато вышитом камзоле взяты из Emblemata amatoria, популярных книг с эмблемами, в которых любовные темы сочетались с моральными уроками. Подобные книги с любовными эмблемами были популярны в Голландии в первые десятилетия XVII в. Эти сборники были доступны широкой публике, поскольку публиковались не только на латыни, но также на французском и голландском языках. Они печатались большими тиражами и были частью молодежной культуры среди гражданской элиты. Известный исследователь Хальса Сеймур Слайв не был уверен, следует ли рассматривать различные мотивы вместе как одну гигантскую эмблему. Взаимодействие между различными темами, представленными в вышитом декоре, предполагает, что разные символы должны были пониматься по отношению друг к другу. Неоспоримая аура любовной интриги картины продолжает придавать ей атмосферу привлекательной загадочности. Наполненный намёками на удачу, силу, любовь, моральную добродетель и плодородие, возможно, этот портрет был задуман, чтобы соблазнить потенциальную невесту. Хотя, с другой стороны, для подобных целей обменивались небольшими медальонными портретами. Поэтому возможна и версия, что качества, описываемые символическими деталями, передают собственные представления натурщика о том, как он хотел бы выглядеть, изображают его личность. Это один из немногих портретов, в которых Хальс использовал столь явную символику. Возможно, что это было условием заказа.

Ещё одна любопытная деталь, которую мы видим здесь – позолоченная рукоятка рапиры. На сгибе левой руки видно ажурное навершие. В то время господа из элиты носили подобное ценное оружие как символ статуса. Особенно ценились полностью позолоченные рапиры. Только те, кто находился на вершине экономической социальной лестницы, могли позволить себе такой роскошный и экстравагантный предмет. Хальс редко включал рапиры в свои мужские портреты. Здесь мы не видим оружие целиком, и поэтому скорее можем рассматривать его именно как намек на статус его обладателя.

Обратимся теперь к позе натурщика. Выступающий локоть, кажется, нарушает плоскость изображения и словно выступает в пространство зрителя. Этот напористый язык тела, получивший название «локоть эпохи Возрождения», одновременно передает властность и небрежность. «Смеющийся кавалер» – первый случай, когда Хальс использовал такую позу в одиночном портрете.

Здесь Хальс изобразил улыбающегося персонажа, что было необычно для формальной портретной живописи того времени. Румяные щеки и оживленная улыбка обычно присутствовали в жанровых повествованиях. Используя в официальном мужском портрете, румяную улыбку, обычно встречающуюся в моральных сказках, хотя и более сдержанную, Хальс пересек тем самым устоявшиеся классовые и жанровые границы.

Хальс переработал и объединил формулы, которые он использовал в своих мужских портретах, с формулами своих бравурных банкетов гражданской гвардии и жанровых сцен. Таким образом Хальс расширил и дестабилизировал границы портретной живописи, чтобы одновременно развить и утвердить свою художественную идентичность, а также предложить своим заказчикам новые способы публичного самовыражения. Пересекая классовые границы, Хальс смог исследовать ассоциации, выходящие за рамки одного только сходства, и наполнить своих натурщиков вновь обретенной жизненной силой, реалистичностью и неформальностью.

https://www.youtube.com/watch?v=XpXiJYb2AMI&t=301s

https://www.youtube.com/watch?v=Pm74mgzj9bU

https://www.youtube.com/watch?v=SjF2ZTaCwkQ&t=1415s

https://www.youtube.com/watch?v=LSP3ziY-99Y&t=12604s

Bart Cornelis, Friso Lammertse, Justine Rinnooy Kan, Jaap Van der Veen «Frans Hals»

Leila Parcker, Ashok Roy «Frans Hals. The Male Portrait»

Frans Hals Museum Highlights